Разница во времени с уссурийском, Путешествие в Уссурийском крае гг. (Пржевальский Н.М.)
На вершине этой горы Приморского края находится озеро, с верхней точки видны другие окрестные горы. По дороге навстречу нам шла женщина, одетая в белую юбку и белую кофту; грудь её была открыта. Несмотря на, казалось бы, малонаселённый край, пришлось снести 90 различных строений. А дальше я ничего не мог придумать. Продовольствия мы имели достаточно, а лошади были перегружены настолько, что захватить с собой убитых оленей мы всё равно не могли бы.
Потом были шахматы Иван Востриков две партии выиграл и три проиграл; общий результат — восьмое место и творческий конкурс — визитная карточка. Наша команда приготовила целое представление с рассказом об Уссурийском казачьем обществе, которое представляют демонстрацией владения казачьим оружием, вокальными номерами.
Но по итогам неожиданно для всех отдали его команде из Бурятии, а мы оказались на второй позиции. Представители Центрального казачьего войска команда Ярославля , которые тоже должны были войти в тройку лидеров, в призы не попали, — говорит Дмитрий Матвеев.
Во второй день проходила «Полоса разведчика», включающая метание ножей на точность; метание гранаты на дальность; оказание первой медицинской помощи практика ; «Полосу препятствий»: преодоление «болота», затем двухметровой стены и метание ножа с расстояния 3 метра; ориентирование на местности.
На «медицине» ребята накладывали повязку при травме головы и оказывали первую помощь при ранении бедра с сооружением носилок и транспортировкой «пострадавшего». С заданием справились быстрее всех за шесть минут из отведенных ти с минимальным количеством штрафных баллов и стали первыми. В «Полосе препятствий» чуть-чуть не дотянули до третьего места; в метании гранаты и ориентировании на местности оказались в середине. На тренировках, областных соревнованиях ребята все делают правильно, а на всероссийских начинают суетиться и совершают ошибки.
Так получилось и в этот раз. Один-два человека должны были работать с компасом, остальные — следовать за ними, но почему-то побежали все вместе непонятно куда. Нам, руководителям, подходить к ребятам и подсказывать было запрещено. Можно только наблюдать на расстоянии. Потом они вернулись обратно — как выяснилось, не посчитали шаги, не вычислили расстояние до нужной точки; выправились, но потеряли много времени, потому такой результат, — продолжает тренер.
К тому же ножи дали легкие. Метать с такого расстояния в цель, чтобы они зацепились, — нужно очень постараться. Дома мы много упражнялись, но у нас ножи сертифицированные, тяжелые, а тут… Конечно, давалось три пробных попытки, но этого мало, чтобы приспособиться.
Большинство ребят попадали в мишень, но, поскольку ножи падали, баллы за это не начислялись. Наш результат на этом этапе — место. Еще одно творческое испытание — конкурс казачьей песни «У походного костра».
Согласно положению, песня должна была исполняться с музыкальным сопровождением. Но, как оказалось, в качестве музыкального сопровождения разрешалось использовать живой звук или аудиозапись игры на инструментах.
Узнав, что за это будут начисляться штрафные баллы, решили петь а капелло. Рисковали, конечно: репетировать было некогда, выступали экспромтом, но терять было нечего. Рисковали не зря — спели достойно, но… оказались почти в самом конце. Другие команды сбивались, забывали слова, переходили на стихи и при этом почему-то тали призерами.
Мы высказывали претензии судьям, но, как и в других случаях, ничего не добились. Это е место очень повлияло на общий результат, — отметил Д. Довольно хорошо ребята показали себя в историческом квесте оценивался вне конкурса. Вопросы касались сражений с участием казаков, исторических произведений, фильмов, обрядов, обычаев казаков, были с вариантами ответов и без.
Многие из них оказались ребятам незнакомы, но они заняли четвертое место. Мини-футбол длился очень долго. Глубина реки неравномерная и колеблется от 30 до 60 сантиметров. После ужина я рано лёг спать и тотчас уснул. На другой день, когда я проснулся, все люди были уже на ногах. Я отдал приказание седлать лошадей и, пока стрелки возились с вьюками, успел приготовить планшет и пошёл вперёд вместе с гольдом. От места нашего ночлега долина стала понемногу поворачивать на запад.
Левые склоны её были крутые, правые — пологие. С каждым километром тропа становилась шире и лучше. В одном месте лежало срубленное топором дерево.
Дерсу подошёл, осмотрел его и сказал: — Весной рубили; два люди работали: один люди высокий — его топор тупой, другой люди маленький — его топор острый. Для этого удивительного человека не существовало тайн. Как ясновидящий, он знал всё, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться самому разобраться в следах.
Вскоре я увидел ещё один порубленный пень.
Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог придумать. Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголённые от коры я уже знал, что это значит , а метрах в двухстах от них на самом берету реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза.
Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьём. Она оказалась пустой. Это можно было заключить из того, что вход в неё был припёрт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращённая как всегда лицом к югу.
Внутренняя обстановка фанзы была грубая. Железный котёл, вмазанный в низенькую печь, от которой шли дымовые ходы, согревающие каны нары , два-три долблёных корытца, деревянный ковш для воды, железный кухонный резак, металлическая ложка, метёлочка для промывки котла, две запылённые бутылки, кое-какие брошенные тряпки, одна или две скамеечки, масляная лампа и обрывки звериных шкур, разбросанные по полу, составляли все её убранство.
Отсюда вверх по Лефу шли три тропы. Одна была та, по которой мы пришли, другая вела в горы на восток, и третья направлялась на запад. Эта последняя была многохоженая, конная. По ней мы пошли дальше. Люди закинули лошадям поводья на шею и предоставили им самим выбирать дорогу.
Умные животные шли хорошо и всячески старались не зацеплять вьюками за деревья. В местах болотистых и на каменистых россыпях они не прыгали, а ступали осторожно, каждый раз пробуя почву ногой, прежде чем поставить её как следует.
Этой сноровкой отличаются именно местные лошади, привыкшие к путешествиям в тайге с вьюками. От зверовой фанзы река Лефу начала понемногу загибать к северо-востоку.
Пройдя ещё километров шесть, мы подошли к земледельческим фанзам, расположенным на правом берегу реки, у подножия высокой горы, которую китайцы называют Тудинза [20]. Неожиданное появление военного отряда смутило китайцев. Я велел Дерсу сказать им, чтобы они не боялись нас и продолжали свои работы. Мне хотелось посмотреть, как живут в тайге китайцы и чем они занимаются.
Звериные шкуры, растянутые для просушки, изюбровые рога, сложенные грудой в амбаре, панты, подвешенные для просушки, мешочки с медвежьей желчью [21] , оленьи выпоротки [22] , рысьи, куньи, собольи и беличьи меха и инструменты для ловушек — всё это указывало на то, что местные китайцы занимаются не столько земледелием, сколько охотой и звероловством.
Около фанз были небольшие участки обработанной земли. Китайцы сеяли пшеницу, чумизу и кукурузу. Они жаловались на кабанов и говорили, что недавно целые стада их спускались с гор в долины и начали травить поля. Поэтому пришлось собирать овощи, не успевшие дозреть, но теперь на землю осыпались жёлуди, и дикие свиньи удалились в дубняки. Солнце стояло ещё высоко, и я решил подняться на гору Тудинзу, чтобы оттуда осмотреть окрестности.
Вместе со мной пошёл и Дерсу. Мы отправились налегке и захватили с собой только винтовки. Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий в долину реки Лефу и изрезанный глубокими падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли ещё одетые в свой наряд, поблекший и полузасохший. Гора была крутая. Раза два мы садились и отдыхали, потом опять лезли вверх.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы.
По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашёл место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов всё это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не замечал следов, а если видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
Через час мы достигли вершины горы, покрытой осыпями. Здесь мы сели на камни и стали осматриваться. На востоке высился высокий водораздел между бассейном Лефу и водами, текущими в Даубихе. Другой горный хребет тянулся с востока на запад и служил границей между Лефу и рекой Майхе. На юго-востоке, там, где оба эти хребта сходились вместе, высилась куполообразная гора Да-дянь-шань.
Отсюда, с вершины Тудинзы, нам хорошо был виден весь бассейн верхнего течения Лефу, слагающийся из трёх речек одинаковой величины. Две из них сливаются раньше и текут от востока-северо-востока, третья, та, по которой мы шли, имела направление меридиональное.
Истоки каждой из них состоят из нескольких горных ручьёв, сливающихся в одно место. В топографическом отношении горы верхнего Лефу представляют собой плоские возвышенности с чрезвычайно крутыми склонами, покрытые густым смешанным лесом с большим преобладанием хвои. Близ земледельческих фанз река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива, Затем она склоняется к югу, и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка.
Как раз против Тудинзы река Лефу принимает в себя ещё один приток — реку Отрадную. По этой последней идёт вьючная тропа на Майхе. Я взглянул в указанном направлении и увидел какое-то тёмное пятно. Я думал, что это тень от облака, и высказал Дерсу своё предположение.
Он засмеялся и указал на небо. Я посмотрел вверх. Небо было совершенно безоблачным: на беспредельной его синеве не было ни одного облачка. Через несколько минут пятно изменило свою форму и немного передвинулось в сторону. Мы стали спускаться вниз. Скоро я заметил, что пятно тоже двигалось нам навстречу. Минут через десять гольд остановился, сел на камень и указал мне знаком, чтобы я сделал то же. Мы стали ждать.
Вскоре я опять увидел пятно. Оно возросло до больших размеров. Теперь я мог рассмотреть его составные части. Это были какие-то живые существа, постоянно передвигающиеся с места на место.
Действительно, это были дикие свиньи. Их было тут более сотни. Некоторые животные отходили в сторону, но тотчас опять возвращались назад. Скоро можно было рассмотреть каждое животное отдельно. Я не понял, про какого «человека» он говорил, и посмотрел на него недоумевающе. Посредине стада, как большой бугор, выделялась спина огромного кабана. Он превосходил всех своими размерами и, вероятно, имел около килограммов веса.
Стадо приближалось с каждой минутой. Теперь ясно были слышны шум сухой листвы, взбиваемой сотнями ног, треск сучьев, резкие звуки, издаваемые самцами, хрюканье свиней и визг поросят. И я опять его не понял. Самый крупный кабан был в центре стада, множество животных бродило по сторонам и некоторые отходили довольно далеко от табуна, так что, когда эти одиночные свиньи подошли к нам почти вплотную, большой кабан был ещё вне выстрела.
Мы сидели и не шевелились. Вдруг один из ближайших к нам кабанов поднял кверху своё рыло. Он что-то жевал. Я как сейчас помню большую голову, насторожённые уши, свирепые глаза, подвижную морду с двумя носовыми отверстиями и белые клыки.
Животное замерло в неподвижной позе, перестало есть и уставилось на нас злобными вопрошающими глазами. Наконец оно поняло опасность и издало резкий крик. Вмиг все стадо с шумом и фырканьем бросилось в сторону. В это мгновение грянул выстрел. Одно из животных грохнулось на землю. В руках Дерсу дымилась винтовка. Ещё несколько секунд в лесу был слышен треск ломаемых сучьев, затем всё стихло.
Кабан, обитающий в Уссурийском крае Sus scrofa continentalis Nehr. Общая окраска животного бурая; спина и ноги чёрные, поросята всегда продольно-полосатые. Тело его овальное, несколько сжатое с боков и поддерживается четырьмя крепкими ногами.
Шея короткая и очень сильная; голова клиновидная; морда оканчивается довольно твёрдым и подвижным «пятачком», при помощи которого дикая свинья копает землю.
Кабан относится к бугорчато-зубным, но кроме корневых зубов самцы вооружены ещё острыми клыками, которые с возрастом увеличиваются, загибаются назад и достигают длины 20 сантиметров. Так как кабан любит тереться о стволы елей, кедров и пихт, жёсткая щетина его бывает часто запачкана смолой. Осенью во время холодов он валяется в грязи.
От этого к щетине его примерзает вода, сосульки все увеличиваются и образуют иногда такой толстый слой льда, что он служит помехой его движениям. Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идёт через Сихотэ-Алинь на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и на реках Копи, Хади и Тумнину.
Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен. Беда неразумному охотнику, который без мер предосторожности вздумает пойти по подранку. В этих случаях кабан ложится на свой след, головой навстречу преследователю.
Завидев человека, он с такой стремительностью бросается на него, что последний нередко не успевает даже приставить приклад ружья к плечу и выстрелить. Кабан, убитый гольдом, оказался двухгодовалой свиньёй. Я спросил старика, почему он не стрелял секача. Меня поразило, что Дерсу кабанов называет «людьми». Я спросил его об этом. Обмани понимай, сердись понимай, кругом понимай! Всё равно люди Для меня стало ясно.
Воззрение на природу этого первобытного человека было анимистическое, и потому все окружающее он очеловечивал. На горе мы пробыли довольно долго. Незаметно кончился день. У облаков, столпившихся на западе, края светились так, точно они были из расплавленного металла.
Сквозь них прорывались солнечные лучи и веерообразно расходились по небу. Дерсу наскоро освежевал убитого кабана, взвалил его к себе на плечи, и мы пошли к дому. Через час мы были уже на биваке. В китайских фанзах было тесно и дымно, поэтому я решил лечь спать на открытом воздухе вместе с Дерсу. Я долго не мог уснуть. Всю ночь мне мерещилась кабанья морда с раздутыми ноздрями.
Ничего другого, кроме этих ноздрей, я не видел Они казались мне маленькими точками. Потом вдруг увеличивались в размерах. Это была уже не голова кабана, а гора и ноздри — пещеры, и будто в пещерах опять кабаны с такими же дыроватыми мордами.
Странно устроен человеческий мозг. Из впечатлений целого дня, из множества разнородных явлений и тысячи предметов, которые всюду попадаются на глаза, что-нибудь одно, часто даже не главное, а случайное, второстепенное, запоминается сильнее, чем всё остальное!
Некоторые места, где у меня не было никаких приключений, я помню гораздо лучше, чем те, где что-нибудь случилось. Почему-то запомнились одно дерево, которое ничем не отличалось от других деревьев, муравейник, пожелтевший лист, один вид мха и т.
Я думаю, что я мог бы вещи эти нарисовать подробно со всеми деталями. Глава 4 Происшествие в корейской деревне Приметы Дерсу о погоде. Утром я проснулся позже других. Первое, что мне бросилось в глаза, — отсутствие солнца. Все небо было в тучах. Заметив, что стрелки укладывают вещи так, чтобы их не промочил дождь, Дерсу сказал: — Торопиться не надо. Наша днём хорошо ходи, вечером будет дождь. Я спросил его, почему он так думает. Дождь скоро — его тогда тихонько сиди, все равно спи. Действительно, я вспомнил, что перед дождём всегда бывает тихо и сумрачно, а теперь — наоборот: лес жил полной жизнью; всюду перекликались дятлы, сойки и кедровки и весело посвистывали суетливые поползни.
Расспросив китайца о дороге, мы тронулись в путь. После горы Тудинзы долина реки Лефу сразу расширяется от 1 до 3 километров. Отсюда начинались жилые места. Часам к двум мы дошли до деревни Николаевки, в которой насчитывалось тогда тридцать шесть дворов. Отдохнув немного, я велел Олентьеву купить овса и накормить хорошенько лошадей, а сам вместе с Дерсу пошёл вперёд. Мне хотелось поскорей дойти до ближайшей деревни Казакевичево и устроить своих спутников на ночь под крышу.
Осенью в пасмурный день всегда смеркается рано. Часов в пять начал накрапывать дождь. Мы прибавили шагу. Скоро дорога разделилась надвое. Одна шла за реку, другая как будто бы направлялась в горы. Мы выбрали последнюю. Потом стали попадаться другие дороги, пересекающие нашу в разных направлениях. Когда мы подходили к деревне, было уже совсем темно. В это время стрелки дошли до перекрёстка дорог и, не зная, куда идти, дали два выстрела.
Опасаясь, что они могут заблудиться, я ответил им тем же. Вдруг в ближайшей фанзе раздался крик, и вслед за тем из окна её грянул выстрел, потом другой, третий, и через несколько минут стрельба поднялась по всей деревне.
Я ничего не мог понять: дождь, крики, ружейная пальба Что случилось, почему поднялся такой переполох? Вдруг из-за одной фанзы показался свет. Какой-то кореец нёс в одной руке керосиновый факел, а в другой берданку. Он бежал и кричал что-то по-своему. Мы бросились к нему навстречу. Неровный красноватый свет факела прыгал по лужам и освещал его искажённое страхом лицо. Увидев нас, кореец бросил факел на землю, выстрелил в упор в Дерсу и убежал.
Разлившийся по земле керосин вспыхнул и загорелся дымным пламенем. Я видел, что в него стреляют, а он стоял во весь свой рост, махал рукой и что-то кричал корейцам. Услышав стрельбу, Олентьев решил, что мы подверглись нападению хунхузов.
Оставив при лошадях двух коноводов, он с остальными людьми бросился к нам на выручку. Наконец стрельба из ближайшей к нам фанзы прекратилась. Тогда Дерсу вступил с корейцами в переговоры. Они ни за что не хотели открывать дверей. Никакие увещевания не помогли. Корейцы ругались и грозили возобновить пальбу из ружей. Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки.
В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго ещё не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись. На другой день была назначена днёвка. Я велел людям осмотреть седла, просушить то, что промокло, и почистить винтовки.
Дождь перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи; выглянуло солнце. Я оделся и пошёл осматривать деревню. Казалось бы, что после вчерашней перепалки корейцы должны были прийти на наш бивак и посмотреть людей, в которых они стреляли.
Ничего подобного. Из соседней фанзы вышло двое мужчин. Они были одеты в белые куртки с широкими рукавами, в белые ватные шаровары и имели плетёную верёвочную обувь на ногах. Они даже не взглянули на нас и прошли мимо. Около другой фанзы сидел старик и крутил нитки.
Когда я подошёл к нему, он поднял голову и посмотрел на меня такими глазами, в которых нельзя было прочесть ни любопытства, ни удивления. По дороге навстречу нам шла женщина, одетая в белую юбку и белую кофту; грудь её была открыта. Она несла на голове глиняный кувшин с водой и шла прямо, ровной походкой, глядя вниз на землю.
Поравнявшись с нами, кореянка не посторонилась и, не поднимая глаз, прошла мимо. И всюду, куда я ни приходил, я видел то удивительное равнодушие, которым так отличаются корейцы.
Это спокойствие очень похоже на тупость. Казалось, здесь не было жизни, а были только одни механические движения. Корейцы живут хуторами. Фанзы их разбросаны на значительном расстоянии друг от друга, и каждая находится в середине своих полей и огородов.
Вот почему небольшая корейская деревня сплошь и рядом занимает пространство в несколько квадратных километров. Возвращаясь назад к биваку, я вошёл в одну из фанз. Тонкие стены её были обмазаны глиной изнутри и снаружи. В фанзе имелось трое дверей с решётчатыми окнами, оклеенными бумагой. Соломенная четырёхскатная крыша была покрыта сетью, сплетённой из сухой травы. Корейские фанзы все одинаковы.
Внутри их имеется глиняный кан. Он занимает больше половины помещения. Под каном проходят печные трубы, согревающие полы в комнатах и распространяющие тепло по всему дому. Дымовые ходы выведены наружу в большое дуплистое дерево, заменяющее трубу. В одной половине фанзы, где находятся каны, помещаются люди, в другой, с земляным полом, — куры, лошади и рогатый скот. Жилая половина дощатыми перегородками разделяется ещё на отдельные комнаты, устланные чистыми циновками.
В одной комнате помещаются женщины с детьми, в других — мужчины и гости. В фанзе я увидел ту самую женщину, которая переходила нам дорогу с кувшином на голове. Она сидела на корточках и деревянным ковшом наливала в котёл воду. Делала она это медленно, высоко поднимала ковш кверху и лила воду как-то странно — через руку в правую сторону.
Она равнодушно взглянула на меня и молча продолжала своё дело. На кане сидел мужчина лет пятидесяти и курил трубку. Он не шевельнулся и ничего не ответил на моё приветствие. Я посидел с минуту, затем вышел на улицу и направился к своим спутникам.
После обеда я отправился экскурсировать по окрестностям. Переправившись на другую сторону реки, я поднялся на возвышенность. Это была древняя речная терраса, высотой в 20 метров. Нижние слои её состоят из песчаников, верхний — из пористой лавы. Большие пустоты в лаве свидетельствовали о том, что в момент извержения она была сильно насыщена газами. Многие пустоты выполнены каким-то минералом чёрного и серо-синего цвета.
С высоты террасы мне открывался чудный вид на долину реки Лефу. Правый берег, где расположилась деревня Казакевичево, был низменный. В этих местах Лефу принимает в себя четыре притока: Малую Лефу и Пичинзу — с левой стороны и Ивановку и Лубянку — с правой. Между устьями двух последних, на такой же древней речной террасе, расположилось большое село Ивановское, насчитывающее около двухсот дворов [23].
Дальше долина Лефу становится расплывчатой. Пологие холмы, мало возвышающиеся над общим уровнем, покрыты дубовым и чёрно-берёзовым редколесьем. Часа два я бродил по окрестностям и наконец опять подошёл к обрыву. День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли лёгкие розовые облачка.
Дальние горы, освещённые последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголённые от листвы деревья приняли однотонную серую окраску.
В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе.
По дорожкам кое-где мелькали белью фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это был наш бивак.
Когда я возвращался назад, уже смеркалось. Вода в реке казалась чёрной, и на спокойной поверхности её отражались пламя костра и мигающие на небе звезды. Около огня сидели стрелки: один что-то рассказывал, другие смеялись. Смех и шутки сразу прекратились. После чая я сел у огня и стал записывать в дневнике свои наблюдения. Дерсу разбирал свою котомку и поправлял костёр. Затем он натыкал позади себя несколько ивовых прутьев и обтянул их полотнищами палатки, потом постелил на землю козью шкуру, сел на неё и, накинув себе на плечи кожаную куртку, закурил трубку.
Через несколько минут я услышал лёгкий храп. Он спал. Голова его свесилась на грудь, руки опустились, погасшая трубка выпала изо рта и лежала на коленях Дерсу по-своему был счастлив.
В стороне глухо шумела река; где-то за деревней лаяла собака; в одной из фанз плакал ребёнок. Я завернулся в бурку, лёг спиной к костру и сладко уснул. На другой день чуть свет мы все были уже на ногах. Ночью наши лошади, не найдя корма на корейских пашнях, ушли к горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы. В восемь часов утра мы выступили в путь. От описанного села Казакевичево [24] по долине реки Лефу есть две дороги.
Одна из них, кружная, идёт на село Ивановское, другая, малохоженая и местами болотистая, идёт по левому берегу реки. Чем дальше, тем долина всё более и более принимала характер луговой. По всем признакам видно было, что горы кончаются.
Они отодвинулись куда-то в сторону, и на место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью. Дуб и липа дровяного характера с отмёрзшими вершинами растут здесь кое-где группами и в одиночку. Около самой реки — частые насаждения ивы, ольхи и черёмухи.
Наша тропа стала принимать влево, в горы и увела нас от реки километра на четыре. В этот день мы немного не дошли до деревни Ляличи [25] и заночевали в шести километрах от неё. Вечером я сидел с Дерсу у костра и беседовал с ним о дальнейшем маршруте по реке Лефу. Гольд говорил, что далее пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть на лодке, а лошадей и часть команды оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный.
Я последовал ему и только изменил местопребывание команды. Глава 5 Нижнее течение Лефу Ночёвка около деревни Ляличи. При содействии старосты нам очень скоро удалось заполучить довольно сносную плоскодонку. За неё мы отдали двенадцать рублей деньгами и две бутылки водки. Весь день был употреблён на оборудование лодки. Дерсу сам приспособлял весла, устраивал из колышков уключины, налаживал сиденья и готовил шесты. Я любовался, как работа у него в руках спорилась и кипела.
Он никогда не суетился, все действия его были обдуманы, последовательны, и ни в чём не было проволочек. Видно было, что он в жизни прошёл такую школу, которая приучила его быть энергичным, деятельным и не тратить времени понапрасну. Случайно в одной избе нашлись готовые сухари. А больше нам ничего не надо было. Всё остальное — чай, сахар, соль, крупу и консервы — мы имели в достаточном количестве. В тот же вечер по совету гольда все имущество было перенесено в лодку, а сами мы остались ночевать на берету.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло.
Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди». После этого я слышал всплеск по реке и шипение головешки. Очевидно, старик бросил её в воду. Потом мне удалось как-то согреться, и я уснул. Ночью я проснулся и увидел Дерсу, сидящего у костра. Он поправлял огонь. Ветер раздувал пламя во все стороны.
Поверх бурки на мне лежало одеяло гольда. Значит, это он прикрыл меня, вот почему я и согрелся. Стрелки тоже были прикрыты его палаткой. Я предлагал Дерсу лечь на моё место, но он отказался. Его шибко вредный, — он указал на дрова.
Чем ближе я присматривался к этому человеку, тем больше он мне нравился. С каждым днём я открывал в нём новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал до утра. Когда совсем рассвело, Дерсу разбудил нас.
Он согрел чай и изжарил мясо. После завтрака я отправил команду с лошадьми в Черниговку, затем мы спустили лодку в воду и тронулись в путь. Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Километров через пять мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал ещё мальчиком с отцом, они приходили сюда на охоту за козами.
Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда её раньше не видел. После краткого отдыха мы поплыли дальше. Около железнодорожного моста горы кончились. Я вышел из лодки и поднялся на ближайшую сопку, чтобы в последний раз осмотреться во все стороны. Только что вылупившийся птенец покрыт полупрозрачной розовой кожей с лёгкой желтизной у основания хвоста и на крыльях, спина с глянцем. Когти серые с белыми концами, конец клюва тёмный. Сквозь кожу просвечивают внутренности.
Темнеть и терять «прозрачность» кожа начинает через несколько часов. Однодневный птенец покрыт грифельной с красноватым оттенком кожей. Голова, лапы и крылья бледно-розовые, местами с желтизной.
Сквозь кожу синеют глазные яблоки. От ноздрей через глаз идёт чуть заметная тёмная полоса. Клюв бледно-розовый с прозрачной желтизной, конец его беловатый, перед концом на надклювье и подклювье по чёрному пятну.
Яйцевой зуб белый. Окраска зева — сочетание тонов прозрачно-розовых и прозрачно-жёлтых. Когти серые с белыми концами. Через несколько дней кожа птенца ещё более темнеет, становясь чёрной на спине и тёмно-серой на брюхе. Грифельный глянец ещё хорошо заметен, он исчезает с появлением пуха. По средней линии груди и брюха намечается узкая желтоватая полоса. Лапы становятся серовато-жёлтыми сверху и бледно-жёлтыми снизу. На когтях появляются черноватые предвершинные пятна. Пуховой наряд. Птенец покрыт буровато-чёрным пухом; голыми остаются горловой мешок и желтоватая полоса, идущая вдоль середины нижней части тела.
У младших пуховичков, у которых пух недавно появился, клюв в основном имеет жёлтый оттенок. Передняя половина надклювья — серая; чёрные предвершинные пятна, характерные для голых птенцов, исчезают. Горловой мешок розовато-жёлтый. Ноги сверху бледно-бурые, перепонки серовато-жёлтые, снизу цевка и перепонки — бледно-жёлтые. Когти серые с чёрными концами. У старших пуховиков с полностью отросшим пухом клюв серый, за исключением жёлтого конца, основания и середины подклювья, а также полос, окаймляющих его края.
Горловой мешок желтоватый в тёмных пятнах. Ноги чёрные, перепонки и подошва — жёлтые. Гнездовой наряд. Общая окраска верха бурая. На лопатках, плечевых и кроющих крыла перья окаймлены полосами, состоящими из светло-охристых или сероватых наружных и тёмно-бурых внутренних каёмок. Низ бурый с грязно-белой грудью и средней частью живота. Маховые и рулевые тёмно-бурые. На перьях верхней части тела, а также на маховых и рулевых уже заметен зеленоватый металлический блеск того же оттенка, что и у взрослых птиц.
Надклювье чёрное, к концу и краям — светло-розовое. Подклювье бледно-жёлтое с тёмными продольными пятнами в средней части верхнего края. Цевка спереди и с боков чёрная, сзади там, где нет щитков грязновато-жёлтая. Пальцы сверху чёрные, перепонки тёмно-бурые, желтеющие возле пальцев. Снизу лапа серовато-жёлтая. Когти тёмно-розовые, светлеющие к концу и острому нижнему краю. Голые участки кожи вокруг клюва и нижней части «лица» лимонно-жёлтого оттенка, вокруг верхней — жёлто-бурого. От ноздри через глаз до границы оперения проходит узкая тёмно-бурая полоса.
Такая же полоса идёт параллельно ей вдоль края надклювья. Горловой мешок по ярко-жёлтому фону испещрён чёрными продольными пятнами. Радужина серовато-бурая. Близок к большому баклану.
Оба вида составляют номинативный подрод рода Phalacrocorax в широком понимании del Hoyo et al. В таксономических сводках есть разночтения по поводу года опубликования первоописания вида — года например, Степанян, или год напр.
Недавние исследования окончательно устанавливают год первоописания — Morioka et al. Под названием filamentosus вид описан теми же авторами только в году, поэтому это название должно фигурировать в качестве младшего синонима. Вид заселяет берега Японского, Жёлтого и Восточно-Китайского морей, южную часть Курильной гряды и Тихоокеанское побережье Японских островов. Недавнее новое обследование Курильских островов показало, что в настоящее время вид не идёт севернее острова Уруп Артюхин и др.
На Сахалине гнездование известно только для крайнего юга острова. В Приморье наиболее крупная колония около 1 гнездящихся птиц находится в заливе Петра Великого на острове Фургельма. Кроме неё, в зал. Петра Великого есть колоний поменьше — на островах Карамзина, Стенина, Большой Пелис, Гильдебрандта, а также на других островах и некоторых участках побережья Шибаев, Далее к северо-востоку, начиная от мыса Поворотного, до мыса Аукан небольшие поселения уссурийских бакланов встречаются вдоль всего побережья, хотя распределение их неравномерно, что связано, главным образом, с характером структуры береговых скал авиаучёты и годов, данные автора очерка.
Три колонии известны из Лазовского заповедника и его окрестностей Литвиненко, Шибаев, , Часть — найдены в районе залива Ольги Лабзюк, , десять — обнаружены на отрезке побережья между мысом Счастливый и устьем реки Пея Елсуков, В Японии гнездовья этих бакланов размещаются в основном в северной части архипелага.
Наиболее известные колонии на Хоккайдо находятся на островах Юрури, Моюрури и Дайкокудзима, полуострове Сиретоко, на мысах Отииси и Эсан, а также на островах Теури, Ягисири. Возможно, гнездится на острове Ребун. На тихоокеанском побережье Хонсю известны две колонии — на островах Санкандзима и Кинказан, на западном — на островах Ава, Садо, Нанацусима, а также западнее залива Вакаса вблизи города Касуми.
Самая южная колония этого вида в Японии находится у северной оконечности острова Кюсю на острове Окиносима Sato et al. На Корейском полуострове известны 6 мест гнездования этого вида, все они находятся в северных и центральных районах полуострова: остров Сонбонг Альсом Арсом, Нандо , расположенный на крайнем северо-востоке КНДР у посёлка Унги, два острова в Восточно-Корейском заливе один из них остров Тхончхон Альсом у города Тхончхон , остров Уллындо, остров Сончхонрапто у северо-западного побережья полуострова в провинции Пхенан-Пукто и один из островов в зал.
В Китае гнездится на берегах Жёлтого моря: на Ляодунском полуострове и на морских берегах провинции Хэбэй и Шаньдунского полуострова вблизи городов Яньтай, Вэйхай и Циндао Meize, ; Cheng, Самая северная точка зимней встречи — устье реки Самарга Шульпин, , где в январе года была добыта взрослая птица.
Зимой на дальневосточных побережьях России уссурийский баклан довольно редкая или немногочисленная птица. В Приморье, кроме упомянутой выше встречи в устье Самарги, зарегистрирован ещё лишь несколько раз. Пржевальский Дневник по птицам Уссурийского путешествия годов, цитата по: Шульпин, Шесть птиц отмечены вблизи пос. Терней 8 февраля года Рахилин, Шибаев, проводивший учёты морских птиц в Приморье в зимние сезоны и годов, встретил уссурийских бакланов только в заливе Петра Великого, причём, в очень небольшом числе.
Вид зимует, кроме того, в незамерзающих водах Южно-Курильского пролива, где численность его также невелика Нечаев, Основные районы зимовки лежат южнее. В Японии зимует на побережье центральных и южных районов страны Check-list of Japanese birds, , причём в некоторых местах о. Хонсю концентрируется в больших количествах.
Так, на скалистом островке Кабесима в префектуре Ямагути крайний юго-запад Хонсю с ноября по март скапливаются тысячи бакланов, покрывая за этот период скалы толстым слоем гуано. Кроме того, большие скопления уссурийских бакланов встречаются зимой на островах Оки, Ава западная часть Хонсю и на других островах в префектурах Айти, Хиого и Ибараки Austin, Kuroda, Почти ежегодно зимует на острове Кинказан Sato et al.
Отмечен также в северной части архипелага Рюкю Vaurie, ; Brazil, и на островах Идзу. Миякодзима, например, служит местом ночлега для уссурийских бакланов; стаи по несколько десятков птиц собираются сюда вечером вплоть до конца апреля Moyer, На Корейском полуострове зимует на восточном, западном и южном побережьях, встречен также на островах Уллындо и Чечжудо Вон Хон Гу, ; Vaurie, ; Check-List of Japanese birds, Во время учётов морских птиц, проведённых на крайнем юго-западе Корейского полуострова с января по март годов, было зарегистрировано уссурийских бакланов.
Судя по материалам кольцевания данные автора очерка; Рахилин, , различные популяции этого вида мигрируют и зимуют в разных районах. Молодые птицы из колоний Приморья продвигаются к югу вдоль материкового побережья и проводят зиму в Корейском проливе, концентрируясь у южного побережья Корейского полуострова и на крайнем го-западе о. Хонсю, где наблюдаются особенно крупные скопления этих бакланов см. По-видимому, в Корейском проливе зимуют преимущественно птицы из материковых популяций Приморье, Корейский полуостров , так как бакланы, гнездящиеся в Японии, до сих пор не были здесь встречены Japanese Bird Banding in Recent Years, , Корейский пролив привлекает птиц тем, что в его водах в течение всего зимнего периода в большом количестве концентрируются стада сайры Cololabis saira , иваси Sardinops melarastictus и анчоуса Engraulis japonicus Шунтов, Области миграций и зимовок бакланов о.
Хоккайдо лежат немного севернее, причём они также довольно чётко распределены между птицами из различных поселений. Баклана с острова Теури, расположенного на северо-западе Хоккайдо, распространяются вдоль западных побережий Японских островов, не спускаясь южнее острова Садо.
